Друзья и знакомые читательницы TJ рассказывают о её родном городе (а ещё греческий композитор).
Вообще-то я обожаю рассказывать о своем городе. Обожаю влюблять в него приезжих — и у меня получается. Каждый каучсёрфер, который останавливался на моём диване — будь он из Сыктывкара или из Берлина — был очарован городом. Но я делала это так часто и так много, что в какой-то момент все слова, которые я говорила про свой любимый город, приелись, и я перестала о нём рассказывать. Это словно ты влюбился в человека и с восторгом в глазах расписываешь его всем своим друзьям. А потом влюблённость перерастает в глубокое и спокойное чувство, и когда имя твоего любимого упоминают в разговоре, ты просто тихо улыбаешься.
Поэтому сейчас я не буду рассказывать о том, как люблю Владивосток и как он прекрасен, вместо меня это расскажут диалоги о нём с парой случайно оказавшихся тут человек. А ещё трейлер мини-фильма одного греческого композитора.
***
Невысокая девушка дрожащими от холода руками подкуривает мне сигарету, пытаясь бороться с порывами ветра.
— Да что ж такое! У вас тут всегда такой ветер?
— С тех пор, как лет пятьдесят назад с площади убрали Шахтёрский скверик, заасфальтировали и построили эту огромную бандуру– я киваю на Белый Дом, краевую администрацию в ста метрах от нас, – с тех пор роза ветров как-то нарушилась и да, здесь, не переставая, дует как в аэротрубе.
В конце концов я беру у нее зажигалку и, встав в угол лицом к стене и опустив капюшон, всё-таки подкуриваю.
— Ужас! Но красиво. За этот вид можно многое простить, даже цены – она оглядывается на залив с отражающимися в нём огоньками Золотого моста – кстати, чего у вас здесь так дорого-то? Я, значит, как пафосная московская чика, думаю – возьму с собой двадцать тыщ, погуляю в провинциальном городе. Так они, мля, за два дня закончились, пришлось у подруги занимать! А это я даже родным каких-нибудь морепродуктов купить не успела – а они ведь тоже, собаки, дорогие оказались.
— А фиг знает — я пожимаю плечами и грустно улыбаюсь, — такой вот дорогой город, да. И зарплаты при том не московские. Но вот морепродукты можешь на фарпосте посмотреть, это аналог местного авито, там точно какие-нибудь частники подешевле продают.
Мы тушим сигареты и заходим, наконец, в кофейню, греться и продолжать разговор.
***
Я иду по гальке с улыбчивым кудрявым парнем, самые мелкие камни постоянно забиваются в босоножки, и иногда я останавливаюсь и смешно дергаю ногой, чтобы их вытряхнуть. Андрей же – так его зовут -- не сводит глаз с мелких волн, которые постоянно пытаются обрызгать его ботинки.
— Как тебе удалось не попасться пограничникам?
— Повезло как-то. Да и на обратном пути повезло – я ж реально не знал, что в Мьянме тогда были какие-то ограничения на въезд, и они, по сути, должны были меня арестовать, поскольку я там уже несколько дней тусовался. Они посмотрели на меня (я тогда реально как дурачок выглядел) и отпустили. А оттуда уже во Владивосток автостопом.
— И как тебе тут после трех лет путешествий по Азии?
— Ты знаешь, я ж из Сызрани. Да и когда автостопить начал, много российских городов посмотрел. И вот по сравнению с российскими городами – даже более крупными, чем ваш – тут по-другому совсем. Не знаю почему, может из-за моря. Но вряд ли, я и в приморских городах был. Тут почему-то ощущение провинции не так сильно.
— Но после всяких тибетских монастырей и тайских пляжей скучно, наверное.
— Когда домой возвращался после них, было скучно. А тут нет. Откуда ни посмотришь – море видно, ну и преодоление, опять же – я по горкам в Тибете столько не ходил, как тут. Как вы вообще пешком гуляете? Я б охренел столько подниматься каждый раз.
Я смеюсь и вспоминаю, как об этом мне говорил каждый путешественник, который провел в городе хоть пару дней.
— Привыкли. Хотя неудобств много, конечно, особенно для колясочников и мам с маленькими детьми. Им да, очень трудно как-то за границы своего района выбраться. А зимой так вообще – постоянный гололед же.
Андрей кивает, а потом вдруг что-то вспоминает, останавливается, лезет в рюкзак и вручает мне какой-то сверток.
— Держи, чуть не забыл. Это ботинки, в которых те самые тибетские монахи зимой ходят. В них очень тепло и не скользко, хотя они, по сути, из ткани сшиты.
Я радуюсь, как ребенок, даже не заглянув ещё в сверток.
***
После долгой речи о проделанной работе Мариус, наконец, просит выключить свет и включает фильм. Все шесть минут пара десятков человек в зале и за баром завороженно смотрят на экран, а после финального выстрела пушки где-то с дальнего конца бара слышится тихое: «Я, кажется, кончил». Никто не смеется, потому что тоже пребывают в каком-то эйфорическом оцепенении. Мариус довольно улыбается с низенькой сцены. Я смотрю на него и думаю, почему греческий композитор, восходящая звезда европейской музыкальной сцены, решил приехать в российский город, о котором вообще мог не услышать за всю жизнь, и снял о нем фильм, в котором больше любви к Владивостоку, чем даже у многих его жителей.
***
А вместо послесловия — немного о том, что думают владивостокские дизайнеры о символах Владивостока:
Комментарий удален модератором
те, которые редакция и без меня бы замазала)
Ой, милые беседы, ничего не скажешь. Формат для конкурса необычный, спасиб.
Но Владивосток как-то по-новому не раскрылся, к сожалению.
(В клипе, впрочем, роль Владивостока исполняет Барселона)
к нам, кстати, Дэвид Браун когда последний раз приезжал, я опоздала на концерт и потом подошла к нему и зачем-то посетовала, что не услышала свою любимую песню. так он меня пригласил за кулисы и спел ее мне лично, я сидела, блаженно подпевая. клевый чувак, в общем)