Для меня город - это прежде всего люди и их истории.
Любая громада здания, устрашающе нависающая над крохотными фигурками людей, когда-то была тонкими линиями на ватмане уставшего архитектора, еле заметным напряжением нейронов в его мозгу.
Разбитые зеленые парки, просторные проспекты и памятники моего родного города - немые свидетели человеческих судеб, о которых, к сожалению, не могут рассказать.
Я давно не живу в моем родном городе и не могу сделать необходимые снимки. Однако есть мои старые полароидные фотографии, которые вопреки прогнозам завистливых конкурентов за 20 лет ничуть не пожелтели. Надеюсь, что они помогут передать вам дух моей Алма-Аты.
Мои ранние детские впечатления: мы на экскурсии внутри собора, который тогда, в конце 80-ых был просто советским музеем. Тетенька-гид с восторгом рассказывает нам, что здание было построено без единого гвоздя. Взгляд падает на перила в которых явно виднеется целая пара заколоченных шляпок гвоздей, и мой детский мозг знакомится с явлением когнитивного диссонанса.
Впрочем, потом я узнал, что гвозди имелись в виду немного другие, и технология, которую выбрал главный архитектор Зенков, действительно не предусматривала использования гвоздей в ключевых местах: балки крепились друг к другу подвижными скобами.
Это сыграло свою роль, когда в 1911-ом году Алма-Ата (тогда г. Верный) была почти до основания разрушена мощным землетрясением. Бледный, растрепанный Зенков мчался через весь парк к Собору для того, чтобы убедиться - его детище выстояло, выдержало проверку.
Образ Зенкова, который раздетый, в 10-ти градусный мороз, задыхаясь бежит к построенному им храму, заслонил для меня далекого книжного Архимеда, скачущего в мыльной пене по улицам Сиракуз и надолго стал образцом настоящего Творца, до конца преданного его делу.
В детстве я жил на улице Ленина, совсем рядом со старым губернаторским домом. Он казался вечной и неизменной частью пейзажа, кусочком старого Верного, дореволюционной эпохи с пышными экипажами и четверками рысаков, бодро цокающими копытами по деревянным мостовым. Настолько старых домов у нас в городе было очень мало, в частности из-за уже упоминавшегося выше землетрясения.
Напротив губернаторского дома возвышался модный Алма-Атинский Государственный Университет со стайками беззаботных студентов, а внутри него размещался госпиталь с менее удачливыми сверстниками студентов - советскими солдатами, ранеными на афганской войне.
Вечерами они, постукивая костылями, выползали на лавочки перед домом и почему-то очень органично и правильно смотрелись между больших белых колонн и разрушающегося великолепия губернаторской резиденции. Как будто бы они очень соответствовали друг другу - дом, построенный в эпоху Империи, крайне высоко ставившей воинскую доблесть, и стреляющие сигареты у прохожих покалеченные последние солдаты советской Империи.
Потом госпиталь куда-то исчез и дом стал постепенно разрушаться, предоставленный сам себе. Писались петиции, неравнодушные граждане боролись за его сохранение, но однажды приехали экскаваторы и место, населенное призраками томных дам и статных мужчин в военных мундирах, перестало существовать.
Этот парк располагается через дорогу от бывшего губернаторского дома и именно в центре него находится Кафедральный Собор. Возможно, географический центр Алма-Аты находится где-то в другом месте, но если у города есть сердце - то оно именно здесь.
Напротив гигантского монумента горит Вечный Огонь, около которого обязательно должны побывать все алма-атинские пары, которые решились пожениться. В иные дни бывало не протолкнуться от пышных белых нарядов и празднично-развязно пахнущих алкоголем подружек невест.
Все детство я проводил на пушках, которые по рассказам взрослых защищали участок Волоколамского шоссе, считал кубы с именами героев-панфиловцев, проверяя, точно ли их 28 и накрепко запомнил слова политрука Клочкова, выбитые на монументе: "Велика Россия, а отступать некуда - позади Москва".
Резким диссонансом к этому были рассказы взрослых о том, как спивался один из панфиловцев, проживавший в Алма-Ате. В 70-ых годах он обретался у пивнушки на Пугасовом мосту и получил прозвище "Недобитый панфиловец". Диссонанс между великолепием парка моего детства, увековечивающим Подвиг, и реальным пьяненьким и опустившимся человеком и отношением к нему окружающих, судорогой сжимал горло: тогда это все невозможно было себе объяснить.
Прошло время и я стал намного лучше разбираться в событиях той войны и понимаю, что, несмотря на героические действия воинов панфиловской дивизии, советская версия про действия конкретно этих 28 солдат, мягко говоря, сомнительна.
Но Детство из нас не вытравишь.
До сих пор, когда я слышу слова из песни о моем нынешнем городе:
"И в сердцах будут жить двадцать восемь
Самых храбрых твоих сынов", -
к горлу подступает ком, мне снова 8 лет и я карабкаюсь на лафет пушки, с холодным расчетом маленького советского мальчишки, наводя ее на подступающие немецкие танки.
А позади Москва, и отступать, конечно же, некуда.
Зря ты спрятал название своего города аж в третий абзац, так никто и не узнает, о чём материал!
Ну а в целом: такой уютный рассказ, который вы бы могли рассказать своего ребёнку. Мне как человеку, который далёк от Алма-Аты, трудно было вычленить для себя что-то новое или полезное.