Альбом Славы КПСС "Солнце Мертвых": критика из-за могил

Авторы: Татьяна Пырова, Виктория Мызникова

Над волшебниками не смеются и не плачут – их едят

В новом альбоме Слава КПСС уходит из больших городов и возвращается к земле (русской). Будто бы снова оппонируя своему баттловому сопернику - "стадионному рэперу" Оксимирону, он читает медленно и монотонно. Тем самым, производя критику существующих предпочтений ускорения чтения в русском рэпе. Автор альбома предлагает через слом эстетических канонов, заимствованных русским рэпом у иностранных коллег, изобрести собственную идентичность. Его консервативная критика берет основания в традиционных русских сказках, бытописании новой России 20 века и метафизической пустоте некро-эстетики конца века 20-го (многочисленные отсылки к текстам Гражданской Обороны на это указывают). Одно из ярких языковых своеобразий альбома - наличие уменьшительно-ласкательных суффиксов, что придает видимость народного мотива.

Альбом представляется удачной попыткой эксперимента в духе Курта Швиттерса, однако, кажется, что фольклорная форма отторгает вложение в нее критического содержания Автор в духе декларируемого постмодернизма включает в текст отсылки, цитаты и ассоциации, ни одну из них не раскрывая полностью. Его желание продемонстрировать эрудицию переходит в обструкцию аудитории.

Альбом анонсировался как первый серьезный проект в творчестве Славы КПСС и логично было бы предположить, что он является для него программным – попыткой сделать рэп в том формате, в котором он бы соответствовал представлениям артиста о том, каким должен быть именно русский рэп (в противоположность условному карго-рэпу).

Не пытаясь сводить все к гаданиям “что хотел сказать автор” на кофейной гуще его текстов, следует все же отметить, что сообщение, которое прочитывается в каждом из десяти треков кажется предельно ясным – это рассказ о коллективной травме и о невозможности уничтожить память о ней. Нельзя забыть об ужасах насилия, пронизывающего существование каждого человека, живущего в России, и просто продолжить жить. Даже если “опять надо”. Нельзя отменить кошмар прошлого - а значит и настоящего ("прошлое никогда не мертво; оно даже не прошлое”). Это крик о помощи – что особенно очевидно на концерте, где песни именно выкрикиваются, а не поются – который невозможно не услышать, но гораздо удобнее проигнорировать, сославшись на “вторичность” и “отсутствие метафизической глубины”.

Именно этот ужас пережитой травмы, о которой даже говорить не возможно, с одной стороны и тотального равнодушия с другой, создает новое плато реальности альбома – реальности русских сказок, духов, скайпящихся в костре, и шатунов Мамлеева. Реальности, в которой у переживаемой боли есть метафизические, космические корни. Ведь вытесненное "всегда здесь, всегда требует бытия, настаивает на нем", стремиться быть признанным, а значит, сказанным. Мы как будто по новой оказываемся в мире "Мифогенной любви каст", вот только все смешное и карнавальное ушло в другие тексты Славы и остался один лишь ужас – даже не перед смертью, "кровавой дракой", а перед разложением, в которое превращается жизнь.

Кстати, о метафизическом. В "метафизической России" Славы КПСС нет никакого посюстороннего и потустороннего. Мифологическое здесь даже более реально чем обыденное; живое – лишь манифестация мертвого, неорганического. Это фрейдовские "По ту сторону принципа удовольствия", переложенные на лоу-фай. Ничто не живо – жизнь это всего лишь область смерти, складка неорганического. Но неорганическое, смерть здесь не пассивно, существует не просто как некая противоположность жизни, а обладает своей собственной волей, которой живое, напротив лишено. Мы, живые – лишь частный случай этой сверхъестественной жути, внешняя сила осуществляется через нас как бессознательное, как инстинкт смерти, но совсем в той форме, в которой нам это представляется. Именно этот инстинкт в смерти и символический порядок, который стоит за ним, и выходит на первый план в альбоме. Как по Лакану: "жизнь вбирается в символическое лишь расчлененной, в состоянии разложения", в то время как символический порядок стремиться осуществить себя в бытии, выйдя из небытийной немоты.

Важным кажется тот факт, что лирический герой альбома ускользает, он как человек без свойств, если человек вообще. Это подчеркивается даже в видео-анонсе альбома, где маска предстает как центральный образ. На концерте песни из альбома Слава КПСС также исполняет исключительно в маске, в отличие от своих старых треков. Но инстинкт смерти является лишь маской, которую символический порядок носит, покуда он не осуществил себя.

Единственное, что можно было бы предъявить автору альбома в содержательном плане это то, что его революционный пафос, противопоставление себя “новой школе”, в итоге обратился революцией консервативной, или, скорее, реставрацией. Не такого ждешь от человека, заявляющего, что у него "на шее 1917".