«Так свезло мне, так свезло» Статьи редакции

3 июля стало известно, что американскую учительницу Дженнифер Фихтер приговорили к 22 годам тюрьмы по 37 обвинениям в сексе с 17-летними учениками. В рунете запустили петицию в поддержку Фихтер: меньше чем за неделю она собрала 50 тысяч подписей. Пока одни блогеры возмущались излишней строгостью приговора и обсуждали сексуальные фантазии, другие распространяли информацию о том, что такой большой срок якобы дали за лжесвидетельства под присягой и подделку документов. Третьи предлагали поменять в заголовках СМИ пол Фихтер и её учеников, чтобы всё «встало на свои места», а четвёртые говорили об использовании девушкой преподавательского авторитета для совращения своих подопечных.

Это один из самых громких, но не единственный обсуждаемый в последнее время в СМИ и соцсетях случай показательного судебного процесса. 1 июля бывший профессор университета Айфоы Дон Пью Хан (Dong Pyou Han) получил четыре с половиной года тюрьмы и штраф в 7,2 миллиона долларов за подделку результатов тестирования вакцины от СПИДа, предполагаемый прорыв в разработке которой позволял учёному добиваться правительственных грантов. 7 июля четырёх жителей Воронежа приговорили к 8,5 годам заключения за торговлю булочками с маком: суд расценил их бизнес как сбыт наркотических средств.

Партнёр фонда Brothers Ventures Мария Либерман попыталась сделать выводы из громких процессов последнего времени. По её мнению, из-за несовершенства системы сочувствующим так и придётся опускать руки после подобных показательных дел, пока развитие технологий не поменяет всю систему целиком. С разрешения автора TJ публикует текст полностью.

Дженнифер Фихтер. Фото The Ledger

Неделю пишу текст про суд будущего. Так и не нарисовалось ничего, пойду лучше выпью.

Есть от чего запить. Написала уже четыре многословных вступления. Про будущее, инновации и то, как мы со всем справимся. Даже про «Терминатора». Но ни в одном не смогла добраться до сути, какой кошмар настоящее и эти три последних дела в частности. Бедной учительницы, несчастного исследователя ВИЧ и целой семьи булочников. Это такой ад, чуваки, это так страшно.

Вы знаете, что никакого суда над Дженнифер Фихтер не было? Не было соревнования сторон, очных ставок, перекрёстного допроса свидетелей, заключительного слова адвоката — всего того, что мы законно привыкли считать судом. Никто не ставил под сомнения показания её трёх мужчин. И даже показания её коллеги-училки, которая рассказывала о якобы признаниях Дженнифер в эротических снах — а не было ли у неё повода придумать эту муть, может, ревность или ещё что?
Некому было во всем этом копаться. Некому было вызвать в суд её учеников и подруг, чтобы те рассказали, какая она добрая, мягкая, что отношения с ней не могли никому причинить зла — как было в суде над Джохаром Царнаевым.

Да потому что не было суда вообще. Всё, что американское правосудие дало Дженнифер — это камера на полтора года и несколько встреч с прокурором, который каждый раз знал больше, чем она, с каждым разом становился злее и пихал ей на подпись всё более страшную бумагу — «plea bargain» (соглашение между обвинением и защитой: защита обещает не оспаривать обвинение, а обвинители обещают предъявить обвинение по статье уголовного кодекса, предусматривающей менее строгое наказание, чем предполагалось первоначально — TJ).

Это способ, которым сейчас разрешаются в США 97% уголовных дел из всех, кроме отклонённых. 97% — такая вот «сделка». В 3% попадают только поп-суды, вроде царнаевского. А угадайте, сколько уголовных судебных дел в США заканчиваются оправдательным приговором? (около 1–1,6% по данным на 2000 год — TJ)

97% подозреваемых в США под давлением прокурора подписывают бумагу, по которой им ничего не обещают, кроме приговора, а они отказываются от всех своих прав. Роль судьи после этого — только подмахнуть с другой стороны, он ничего не может и не должен делать. Такую бумагу подписала Дженнифер. Такую бумагу подписал исследователь ВИЧ из университета Айовы, который получил за это пять лет и 7 миллионов долларов штрафа. Бумагу Дженнифер в сеть не слили — только следственное дело, которое все ошибочно именуют судебным, не задумываясь, почему там представлен только один взгляд на проблему.

Профессор Дон Пью Хан. Фото Чарли Нибергэлла, AP

Но издание Nature опубликовало plea agreement (соглашение о признании вины — TJ), которое подписал учёный — и это один из самых страшных текстов, виденных мной в жизни. Ни о каком равенстве сторон там не может быть и речи.

Судья Джед Рэкофф — знаменитый нью-йоркский судья, отличившийся даже тем, что ему запрещён въезд в Россию по «антимагнитскому закону». Он писал о тотальном засилье plea bargain и о том, как оно уничтожает американскую судебную систему вкупе с общим настроем законодательной власти на криминализацию всех областей жизни. Но одно дело — читать это в теории, а другое — видеть на практике, как система разрушает совесть судей, что они допускают эти безумные приговоры. Рэкофф подробно пишет, почему силы судей что-то изменить ничтожны — но всё же они могли встать и сказать… Как Данилкин (судья, вынесший обвинительный приговор Михаилу Ходорковскому в 2010 году — TJ): даже в наших диких широтах от него все ждали отказа подчиниться системе. Но нет.

Система гниёт, гниёт повсеместно, независимо от любых национальных и исторических особенностей. Мы видим признаки старения правового государства, одни и те же по всему миру: криминализация законодателями нормальных сторон жизни, обвинительный уклон правоохранительной системы, редукция беспристрастного судебного разбирательства.

Как нам помогают эти наблюдения в том, чтобы придумать новую, лучшую систему? Да никак! Простите, что делюсь ими с вами. Они только мешают и портят сон.

Пока влюблённые в новые технологии визионеры не увидят в этих технологиях потенциал для принципиально новой системы, мы будем обывательски придумывать «faster horse» — более быструю лошадь из цитаты, приписываемой Генри Форду. Изобретать тот же самый государственный суд по принципу разделения властей, но «с перламутровыми пуговицами». Как Павел Дуров, уповать на институт присяжных, или поголовную люстрацию судей, или надеяться на то, что суд осправедливится сам, потому что в другие ветви власти сядут наконец «не жулики».

Пока новой идеи не случилось, нам просто лучше быть добрее друг к другу и верить хорошему о других. Помнить, что мы все живём в переходное время. Ценить, что живём, и целы, и сыты, и вокруг столько прекрасных людей и технологий, чтобы с ними общаться. Как переделанный обратно в себя Шариков в тихой квартире Преображенского греется у камина и шепчет: «Так свезло мне, так свезло».

Просто неописуемо свезло.