«Россия сама решает, в ком она нуждается»: главные цитаты Владимира Путина из фильма Оливера Стоуна Статьи редакции

Когда Ельцин мне предложил [баллотироваться в президенты] в первый раз, я отказался.

Он сказал, что хотел бы назначить меня премьер-министром и хотел бы, чтобы потом я баллотировался в президенты. Я сказал, что это большая ответственность, это должно поменять всю мою жизнь, и я не уверен, что готов к этому.

Тогда я не знал, какие планы в отношении меня у Ельцина. И я знал, что в любую секунду президент мог сказать: «Ты свободен». Я думал только об одном: куда спрятать детей.

Представьте себе, меня бы освободили от занимаемой должности. Охраны нет, ничего нет. И чего делать? Как жить? И как обеспечить безопасность семьи? Тогда я уже решил, что раз судьба так распорядилась, надо идти до конца.

Сталин был продуктом своей эпохи. Можно сколько угодно его демонизировать и сколько угодно говорить о его заслугах в победе над нацизмом. В английской истории был такой деятель как Оливер Кромвель. Он был кровавый человек, пришёл на волне революционных преобразований и превратился в диктатора и тирана. Его памятники до сих пор стоят везде в Великобритании.

Мне кажется, излишняя демонизация Сталина — это один из способов атаки на Советский Союз и Россию. Показать, что сегодня Россия несёт на себе родимые пятна сталинизма. Мы все несём на себе какие-то родимые пятна, ну и что?

Конечно, это не значит, что мы должны забыть все ужасы сталинизма, связанные с концлагерями и уничтожением миллионов соотечественников. Это сложная фигура в конце жизни. Я думаю, что подавляющее большинство граждан бывшего Советского Союза восхищались Сталиным.

Конфликтов между исламом, христианством и иудаизмом у нас никогда не было. Наши представители исламского сообщества — граждане России. У них нет другой родины.

<...>

Что касается межэтнических отношений, это всегда и везде очень тонкая субстанция. Но у России здесь есть определённые преимущества. Если для Европы и даже отчасти для США люди с другой религией — это всё-таки в основном иммигранты, то у нас — нет. Они россияне, это их родина, и другой родины у них нет. Россия изначально складывалась как многоконфессиональное и многонациональное государство. У нас сложилась определённая культура взаимоотношений.

У нас нет ограничений по половому признаку. Очень многие люди заявляют о своей нетрадиционной сексуальной ориентации. Мы со многими поддерживаем отношения. Многие добиваются результатов в своей деятельности. Они получают государственные награды, ордена. Никаких ограничений.

Есть закон, запрещающий пропаганду гомосексуализма среди несовершеннолетних. Логика этого закона в том, чтобы дать детям спокойно вырасти, не влияя на их сознание. А когда он вырастет, он может сам принять решение, как строить свою жизнь.

<...>

Однополые браки детей не производят, а нам нужно позаботиться о рождаемости в стране. Не могу сказать, что в нашем общественном сознании приветствуется [усыновление детей гомосексуальными парами]. Всё-таки ребёнок, на мой взгляд, будет более свободен в своём выборе, если он воспитывается в традиционной семье.

Мы познакомились со Сноуденом ещё в Китае. Нам сообщили, что есть человек, который хочет бороться против нарушения прав человека. Надо отдать должное господину Сноудену, он не собирался сдавать информацию, он призывал к совместной борьбе. И когда выяснилось, что мы к этому не готовы, я сказал, что это не к нам.

У нас и так были сложные отношения с США. Он просто ушёл и пропал. А потом мне доложили, что господин Сноуден в самолёте, который должен приземлиться в Москве, потом он должен перейти в другой самолёт, вроде в Латинскую Америку, Выяснилось, что его не очень принимают, а потом эта информация попала в СМИ. Стало ясно, что ему не дадут никуда улететь.

Он человек мужественный, если не сказать немного бесшабашный. Он некоторое время просидел в зоне для транзитных пассажиров, а потом мы дали ему временное убежище. Конечно, США просили нас о выдаче, но мы не могли этого сделать. В своё время мы предлагали США заключить договор о сотрудничестве в юридической сфере, это предполагало выдачу преступников. Штаты отказались.

Сноуден — не предатель. Он не передал другой стране информацию, которая бы нанесла вред его народу. Но я считаю, что он не должен был этого делать. Если ему что-то не нравится на работе, он должен был просто уволиться и всё. Но он пошёл дальше. Это его право.

У нас нет таких возможностей, как в США. Если бы были, может, мы бы были такие же, как вы. Во-первых, у спецслужб США колоссальное финансирование, мы не можем себе такого позволить.

Знаете, после времён СССР и авторитаризма у нас всё-таки есть определённое отторжение к вседозволенности спецслужб. Такого массового охвата сети у нас нет. Говорю вам совершенно ответственно.

У нас сотни телевизионных и радиокомпаний. Государство их вообще никак не контролирует, это невозможно. Но проблема оппозиционных сил не в том, чтобы просто бороться с властью. А в том, чтобы показать гражданам, что их программа — более выигрышная с точки зрения избирателей.

По поводу многопартийности. Мы совсем недавно серьёзным образом либерализовали эти возможности. Возможность зарегистрировать свою партию стала настолько доступной, что у избирателя, думаю, наступает другая проблема — трудно разобраться в многообразии политических предложений.

Моя мама умерла в 1998 году, папа в 1999 году. Отец не дожил буквально два месяца до того, как меня назначили премьер-министром. Хотя когда я приходил к нему в больницу, он медперсоналу всегда говорил «вот мой президент едет».

Сейчас у меня там [в президентской резиденции] дети, мои дочери. После нашей встречи мы договорились с ними пообедать. У них есть своя семейная жизнь, мы встречаемся. Но они [зятья и дочери] не занимаются политикой и крупным бизнесом, они занимаются наукой и образованием. Я ими горжусь.

[Да, я дедушка]. К сожалению, [играю с внуками] очень редко.

У меня нет того богатства, о котором говорят. Я помню, когда приехал в Москву из Петербурга, я был потрясён, как много жуликов здесь собралось. У них не было вообще никаких ограничений. Сейчас вопрос олигархии во власти не стоит так остро. Перед нами другая, гораздо более сложная задача.

Она заключается в разнице доходов между богатыми людьми и людьми с низким уровнем доходов. В 2000-м году за чертой бедности проживало где-то 40 миллионов человек. Эта цифра сократилась более чем в два раза. Что касается олигархии, я в этом сейчас проблемы не вижу.

Не думаю, что [деньги] — это большое счастье. Вы бы думали сейчас в условиях кризиса об активах, как их сберечь, где разместить? Только головная боль от этого. Вы гораздо более счастливый человек чем те, у кого на счетах большие деньги. У вас есть своё мнение, талант, вы можете его проявить, оставить после себя заметный след. Деньги такого счастья не дают. В гробу карманов нет — с собой не унесёшь.

Россия сама решает, в ком она нуждается. Смена власти, безусловно, должна быть. В этих процессах должна существовать здоровая конкуренция, но здоровая конкуренция должна быть среди национально-ориентированных людей, но в конечном итоге граждане России принимают окончательное решение. Что касается выборов 2018 года — есть вещи, в которых должна оставаться определённая интрига.

<...>

Россия складывалась тысячу лет, есть свои традиции, представления о справедливости и эффективности власти. Вопрос совсем не стоит в том, чтобы кому-то удержать существующую систему власти или самому удержаться. Вопрос в обеспечении роста экономики и темпов, качества жизни граждан, повышения обороноспособности. Если человек, находящийся у власти, чувствует, что он утратил нерв, то он должен оставить своё место.

Террористы уже сегодня сильны, потому что контролируют большое количество добываемой нефти наряду с продажей ценностей, артефактов, предметов искусства. Всё это с помощью поддержки за границей.

Они собираются создать халифат от Южной Европы до Средней Азии. Тысячи боевиков, выходцев из территории СССР и России, там воюют. Мы ежедневно делаем от 70-120 авиаударов. Коалиция во главе с США делает 2-5 ударов в день.

Команда Трампа очень грамотно выстроила свою президентскую кампанию. Я, когда смотрел его предвыборные речи, тоже думал: он перегибает по некоторым вопросам. Но оказалось, что он прав. Он нашёл те струны в душах людей, которые смог затронуть. Уходящая команда наложила столько мин, что ему трудно выполнять предвыборные обещания, данные народу. Но мы не ждём ничего революционного.

Одна спецслужба говорит, что [в выборах президента] высокая степень вмешательства России. Другая говорит, что не такая высокая степень уверенности. Они делают выводы из анализа ситуации. Ничего конкретного.

<...>

Уже говорил, могу повторить: наше влияние на результаты выборов в США — это ложь. Делается это по нескольким причинам: нужно подорвать легитимность президента Трампа, создать условия, ухудшающие возможности нормализации отношений и создать дополнительные инструменты для внутренней политической борьбы.

И в 2000 и в 2012, всегда были вмешательства. Но в 2012 это было особенно агрессивно. Например, об этом я говорил Джону Керри (бывший сенатор США) и Бараку Обаме, нам трудно было представить, чтобы дипломатические работники агрессивно включились в избирательную кампанию внутри России.

Собирали у себя оппозиционные силы, финансировали, бегали на всякие митинги оппозиционные. Дипломатическая служба должна заниматься другим.

Этот процесс [развития] шёл с самого начала. Мы должны были догонять очень многие страны. У нас хорошая фундаментальная база. У нас хороший образовательный уровень, очень хорошая математическая школа, некоторые наши компании (сейчас у них внешний оборот 7 миллиардов долларов) стали реально конкурентами на рынке программного обеспечения. И «железо» активно развивается, появляются суперкомпьютеры.

Действительно появилась информация, что такая атака готовится. Представители банков обратились в СМИ и проинформировали клиентов. Мы не утверждаем, что эта атака была из США. У нас нет доказательств.

Честно говоря, не хочу никого задеть или обидеть, но происходящее в последние дни [в администрации США] внешне напоминало деятельность советского политбюро ЦК КПСС.

Особенно когда они награждали друг друга орденами (Вероятно, речь идёт о награждении вице-президента Джо Байдена в январе 2017 года. Во время награждения политик расплакался. — Прим. TJ), это было очень смешно, честно говоря. Для меня тогда стало ясно, что у них не остаётся времени на принятие каких-то серьёзных решений.

<...>

Осенью 2015 года мы предложили американским партнёрам проработать вопросы и заключить соглашения о правилах работы [в сфере технологической экономики]. Американская сторона нам не ответила.