Остановить прогресс: краткая история борьбы российских мракобесов с ГМО

Остановить прогресс: краткая история отечественной борьбы с ГМО. Россия теряет гигантский рынок генно-модифицированных растений из-за лоббистов и массовых страхов

В свой последний рабочий день депутаты Госдумы 6-го созыва приняли закон, запрещающий производство генно-модифицированных растений в коммерческих целях. Де-факто ничего не изменилось: выращивать трансгенные культуры в России и раньше могли только учёные, не было только специального закона.

Ситуация с генно-модифицированными организмами (ГМО) могла сложиться иначе: в конце 2012-го года правительство при поддержке Дмитрия Медведева разработало постановление, снимающее запрет на выращивание ГМ-растений «для выпуска в окружающую среду». Но два года спустя на оперативном совещании Совета безопасности руководство страны приняло решение резко сменить курс, и постановление так и не вступило в силу.

В тот момент риторика властей на тему генной инженерии оформилась окончательно. Населению сообщили, что Россия защитит своих граждан от ГМО и накормит натуральным продовольствием весь мир. Протесты научного сообщества и аргументы о том, что закон в первую очередь бьёт по отечественным производителям трансгенных растений (импорт продуктов с ГМО по-прежнему разрешен), были полностью проигнорированы.

Существует несколько версий о том, кому на самом деле выгоден запрет производства ГМО внутри страны. «Первый вариант: это никому не нужно, кроме каких-то силовиков, которые используют его в рамках общей стратегии по закукливанию страны, — рассуждает доктор биологических наук, заместитель директора Института проблем передачи информации РАН Михаил Гельфанд. — Второй — это большие сельскохозяйственные холдинги, которые решили сделать такой маркетинговый ход, чтобы иметь преимущество на европейских рынках, где тоже царит анти-ГМО истерика. (Среди возможных бенефициаров называют министра сельского Александра Ткачёва, семья которого владеет холдингом «Агрокомплекс»; Владимира Евтушенкова и его агрокомплекс «Южный»; «Русагро» Вадима Мошковича и других близких к власти бизнесменов — А.Х.) И третий, совсем конспирологический вариант — это какие-нибудь пестицидники (компании-производители пестицидов — А.Х.). Но нужно помнить, что большое количество законов в нашей стране принимается не потому, что это выгодно, а потому, что моча кому-то в голову ударила».

Помимо крупных агрохолдингов, выгоду получат сами политики — запрет ГМО находит поддержку среди электората. Наконец, есть ещё одна группа, которая не обладает серьёзными лоббистскими возможностями, но выигрывает от закона: органические фермеры, продающие так называемый «экофуд».

«Новая газета» выяснила, можно ли «подцепить» чужеродную ДНК, когда на прилавках появится гигантская ежевика и как сегодня выживают российские биотехнологические лаборатории.

Томатная паста и научный прогресс

Первым генно-модифицированным продуктом питания на потребительском рынке стала томатная паста — для её приготовления использовались сохраняющие вкус и твёрдость ГМ-помидоры, разработанные британской компанией Zeneca. В самом центре жестяной банки красовалась яркая надпись: «сделано с использованием ГМ-томатов». Продукт вышел на рынок в 1996 году; в то время генная инженерия воспринималась как величайшее достижение человечества, и консервированная паста вполне заслуженно пользовалась огромной популярностью среди покупателей.

Научный прогресс торжествовал не долго — спустя 3 года паста исчезла из британских супермаркетов под давлением общественности. С тех пор прошло два десятилетия, но большинство людей по-прежнему считает генную инженерию серьёзной опасностью (в России — таких взглядов придерживается более 80% населения), а производители используют маркировку «без ГМО» для увеличения продаж.

Всё началось в 1999 году, когда в престижном журнале Lancet появилась одна из первых научных публикаций, содержащих вывод о потенциальной опасности ГМО для здоровья. Автор статьи Арпада Пуштаи заявил, что употребление ГМ-картошки грызунами влияет на размеры одного из отделов кишечника. Ещё до того, как статья была опубликована и отрецензирована другими учёными, Пуштаи выступил со своими выводами на телевидении, чем спровоцировал крупный медиаскандал.

Вскоре Британское королевское общество выпустило подробный разбор статьи. В ней было выявлено множество ошибок, тезис о вреде ГМО не подтвердился, а сам Пуштаи был отстранён от должности в институте. Но панические настроения уже начали стремительно разрастаться, и люди не захотели разбираться в деталях научной аргументации. С тех пор различные вбросы о вреде ГМО появляются регулярно, но ни один из них так и не был признан научным сообществом.

Сегодня рынок коммерческих ГМ-культур сильно ограничен: его основной объем составляют кукуруза, соя, рапс и хлопок, причём большая часть генно-модифицированного продовольствия идёт на корм для скота. При этом 83% сои, 75% хлопка и 29% кукурузы во всём мире являются ГМО.

Всю историю генной инженерии можно разбить на несколько волн, каждой из которых соответствует определенная группа прививаемых растению признаков. Первая волна — это перенос генов, повышающих устойчивость к гербицидам, вторая — устойчивость к вредителям. Третья, и последняя волна направлена на улучшение потребительских качеств продукта. Помимо производства продовольствия, генная инженерия несёт в себе огромные возможности для создания технических культур, лекарств и вакцин (почти весь инсулин в мире является генно-модифицированным, как и современные лекарства от рака на основе рекомбинантых белков). Единственный фактор, способный затормозить развитие биотехнологий — искусственно нагнетаемый, иррациональный страх человека перед всем новым.

Осторожно: содержит ДНК

Большинство мифов вокруг генной инженерии продолжают жить в головах людей только по причине непонимания азов биологии. «Если бы человек изучил хотя бы школьный курс, он бы знал, что гены есть у всех живых организмов, а не только у генно-модифицированных (по данным опросов Левада-Центра, 71% россиян не знают о наличии генов у обычных растений — А.Х.). Кроме того, они постоянно меняются в процессе эволюции, домистификации и селекции», — объясняет биолог и популяризатор науки Александр Панчин. Люди уверены в существовании традиционных культур, которые не менялись на протяжении тысячелетий, но биологический факт состоит в том, что большинство современных сортов были получены на основе селекционного материала середины прошлого века. Фрукты и овощи несколько столетий назад выглядели совершенно по-другому — самым знаменитым доказательством тому служит изображение арбузов на картинах итальянского художника Джованни Станки, написанных в XVII веке.

Селекция кажется более безобидным и проверенным способом, чем генная инженерия, но на деле это не так. «Около50-80% современных сортов сельхозкультур были получены на основе достаточно зверских способов мутагенеза: радиационного и химического, — рассказывает старший научный сотрудник станции «Биотрон» Дмитрий Мирошниченко. — Селекционер проводил радиационное облучение семян, получал мутантов, из которых затем отбирал тех, которые его устраивали».

Это абсолютно нормальная практика, которая используется уже около ста лет, и абсолютно не смущает общественность. У такого метода есть значительный негативный эффект: не все накопленные мутации являются полезными. Технологии генной инженерии позволяют отбирать нужные свойства без побочных эффектов и делать это гораздо быстрее, чем в случае с селекцией. Панчин предлагает наглядную метафору: «Генная инженерия работает с помощью маникюрных ножниц, а селекция — с помощью кувалды».

Самый изощренный страх перед ГМО связан с тем, что методы генной инженерии предполагают перенос организму чужеродной ДНК, которая затем попадает к нам в тарелку (иначе говоря, от употребления огурца с геном рыбы у человека могут вырасти жабры). Нужно помнить, что всё живое произошло от одной клетки, а ДНК — единственный носитель наследственной информации; нет никакой принципиальной разницы между ДНК скорпиона и пшеницы.

«Мы с вами каждый день едим чужеродную ДНК в гигантских количествах. Желудок — это огромный биореактор по переработке всего, что туда попадает», — говорит Алиса Вячеславова, научный сотрудник группы геномики растений Института общей генетики РАН. Тем более, что обычно всё происходит гораздо более прозаично, чем в примере с рыбой — клонируется ген одного сорта растения и переносится в другой сорт того же растения. А во многих случаях можно и вовсе обойтись без переносов: «Половина трансгенных растений основана на методе РНК-интерференции, то есть отключении гена, — рассказывает Александр Гапоненко из Института биологии развития РАН. — Например, в растение внедряют ген РНК, а потом, когда на растение нападет насекомое, РНК просто выключает важные жизненные процессы вредителя».

Разделение на «ГМО» и «не ГМО» существует только на законодательном уровне, но с точки зрения биологии оно достаточно бессмысленно, так как наследственная информация изменена у любого современного организма. «Меняется одна из миллиардов букв ДНК, это может случиться в лаборатории, а может — само по себе, в природе. Получается, что одно и то же явление мы называем разными словами», — замечает Александр Панчин. Само определение генно-модифицированного организма становится очень расплывчатым благодаря появлению технологий точечного редактирования генома. Наиболее популярная из них сейчас — система CRISPR/Cas9 — это «молекулярный скальпель», который находит нужный ген и вырезает его из ДНК. Такой метод не считается генной инженерией, что позволяет избежать безумных правил регистрации.

«Маркировка «выращено с применением навоза» имела бы больше смысла, — соглашается Михаил Гельфанд. — Известно, что от плохо обработанного на органических фермах компоста люди действительно умирали, а от ГМО никто даже расстройство желудка не получил».

Этот тезис демонстрирует распространенное психологическое заблуждение: все, что придумано природой — это априори полезно и безопасно (так называемая «натуралистическая ошибка»). Натуральность сама по себе ничего не говорит ни про качество, ни про безопасность продукта. «Всяческие organic food — это искусственный конструкт, придуманный в маркетинговых целях, — говорит Панчин. — Бледная поганка — натуральная, но стоит ли её есть? А от натуральных патогенов, которые встречаются в обычной пище, ежегодно умирают тысячи людей, причём в развитых странах».

Далее по ссылке внизу